Продолжение журналистского расследования Л.П.Замойского. Статья публикуется в авторской редакции.
С уважением, Елена Жаворонкова
Прослеживая зигзаги российской истории в 1918 году, мы неизбежно обнаруживаем противостоящие линии между различными геополитическими интересами, завязавшиеся вокруг царской семьи, вокруг самого положения внутри страны…
Коснемся сначала внешних сил, которые можно обозначить, как немецкая и английская линии. В 1918 году обе линии схлестнулись с российской, а точнее уже советской. Все отчетливее вырисовывался итог всемирной бойни. Крах германской монархии и ее претензий в лице Вильгельма II вроде бы облегчал Лондону спасение британской "империи, где не заходит солнце". Но в то же время из Октябрьского переворота, который , не будем преуменьшать масштаб событий, был революцией огромных масштабов, грозным знамением вырастал призрак мировой революции. И то, что происходило внутри только что обозначившегося государства Советов, в то же время отражало борение более широких интересов.
Что удивляет историков до сих пор? Основные усилия для спасения царской семьи предпринимали тогда немцы, а не их союзники - англичане. Конечно, кайзер Вильгельм был связан родством с Николаем II. Он величал своего кузена по простецки - Никки, а тот его - Вилли. Но разве британский король Георг не был ближе всех по двойной генеалогии, через Викторию, и свою датскую кровь к российской короне?
Тем не менее, основы зашатались сразу под всеми монархиями. В Германии из последних сил держался кайзер, а в России царь был принужден отречься от престола. После февральского переворота, однако, условия содержания под арестом царской семьи были благоприятными для ее отъезда из России, скажем для отплытия в Альбион. М.Касвинов, автор книги "23 ступени" о Романовых, констатирует: "Арест не строг. Особых ущемлений нет. Глава семьи разгребает в парке снег, расчищает дорожки, предается издавна любимому занятию - пилке дров. Подолгу засиживается в комнате сына, играет с ним в разные игры, читает ему книги. Разрешено читать все газеты".
Керенский как бы благоволит бывшему государю. Прозорливый Николай видит лицемерие главы Временного правительства, подвергшего его аресту, но ведет себя вежливо, выжидательно. Он отрекся от престола, они взяли власть в свои руки. Что им еще надо? Кажется, помощь венценосных родственников, особенно в Лондоне, не заставит себя ждать. Да и Керенскому не с руки отвечать за судьбы бывшего монарха, который вызывает у него смешанные чувства. Вот как он писал в своих воспоминаниях: "Николай II был человеком, не лишенным гуманных чувств. Вообще же этот человек с чудными голубыми глазами был для меня загадкой. Пользовался ли он сознательно своим искусством очаровывать, унаследованным от своих предков? Был ли он искусным актером или вкрадчивым хитрецом?"
- Как жаль, Александр Федорович, что у меня не было такого хорошего министра, как вы, - сказал ему однажды Николай. - Вы были бы у меня очень хорошим министром.
Но дальше комплиментов дело не шло. Правда, еще в Могилев, где государя его окружение в марте 1917 года вынудило отречься, пошла телеграмма за подписью Львова и Керенского. В ней говорилось о намерении в ближайшее время переправить царя и его семейство "через Мурманск в Англию". К этому готовился и сам государь. Часть вещей и драгоценностей, как потом выяснилось, была при дворе собрана и отправлена. И до сих пор находится в Великобритании.
Британский посол Бьюкенен 2 апреля 1917 года явился на Дворцовую площадь к министру Милюкову и сообщил, что кабинет Ллойд Джорджа готов пригласить Романовых на жительство в Англию. Бьюкенен добавил, что "его величество король и правительство будут счастливы предоставить русскому императору убежище на Британских островах". Для перевозки семьи якобы уже выделен один из военных кораблей в Северном море. Но в Лондоне и Петрограде были полны колебаний. Керенский боялся реакции Советов, которые во многом контролировали ситуацию в стране. Недаром правительство назвали Временным. Ллойд Джордж, британский премьер, тоже ссылался на возникшие трудности. Правда, на первом месте у него была поставлена "слабость Временного правительства". Но действительные причины были иными. На Даунинг-стрит пришли к убеждению, как отмечает М.Касвинов в "23 ступенях", что "возникновение романовского гнезда на Британских островах никаких выгод Англии не сулит". И хотя Георг Y, британский король, возможно, искренне хотел обойти препятствия - его мать и мать Николая были родными сестрами, дочерьми датского короля Христиана IX, а Николай Романов к тому же носил звание британского фельдмаршала, позже он отказался от своих усилий.
Об этих перипетиях рассказывал мне в Париже Виктор Александров, автор известной книги "Последние дни Романовых" (The End of the Romanovs. New York- Boston-Toronto. 1966). Тот же Бьюкенен явился, как свидетельствовал Виктор Александрович, к новому министру иностранных дел Терещенко, в состоянии "глубокой подавленности". И со слезами на глазах признал, что его правительство не в состоянии предоставить Романовым обещанное убежище. Как пишет В.Александров в своей книге, "после того как Романовы были преданы и покинуты своими подданными, они были безжалостно покинуты также своими союзниками".
Надо сказать, что В.Александров, труд которого основательно использовал М.Касвинов, был возмущен тем, что автор "23 ступеней" нередко старался изобразить из него некоего "западного политолога". (Посетив позже Москву, В.Александров попросил меня передать в "Литературную Газету", где я работал, письмо, адресованное главному редактору А.Б. Чаковскому. В нем он протестовал против подобных передержек и тенденциозности изложения содержания своей книги. Он отмечал, что при написании своих книг - вроде "Мафии СС", разоблачающей гитлеровских преступников (она у нас напечатана), повести о Тухачевском и других - руководствовался не просто желанием объективно отразить процессы истории, но и любовью к России. В том числе упоминал Петроград, где во второй мировой войне погибли его родственники. Ко мне он зашел, посетив Кремль, взволнованный, со слезами на глазах. До последнего не верил, что в Кремль всех пускают. Письмо его, к сожалению, так и не было опубликовано.)
У Александрова в Париже я видел снимки, сделанные Николаем Романовым и его семьей в Тобольске и Екатеринбурге. Их негативы были привезены во Францию находившимся до последних дней с царской четой швейцарцем Пьером Жильяром. Свой фотоальбом он позже издал. Жильяр обучал царских детей французскому языку и воспитывал царевича Алексея. Выехал из России и воспитатель Гиббс - англичанин. Это показывает, что контроль над царской семьей не был герметичным, хотя Александров и не имел сведений о возможном спасении этой семьи.
Что касается "безжалостного" отказа англичан от своих российских родственников, то расчет очевидно делался на то, что революционеры в России расправятся с Романовыми и средства этой семьи, аккумулированные на Западе, перейдут, "по родственности", британской короне, как выморочные. Соображения не очень гуманные, но практичные. Было еще одно соображение - Александра Федоровна, по сообщениям британских агентов из Петрограда, питала явные предпочтения к своим гессенско-берлинским родственникам и недолюбливала коварную Англию.
И хотя от германских родственников Петроград отделяла война, в Берлине проявлялась к ней действенная симпатия. Свержение Вильгельма не изменило этой заинтересованности. Навязав Советской России в марте 1918 года грабительский Брестский мир, Германия направляет в Москву миссию во главе с послом Вильгельмом фон Мирбахом, а в Берлине принимает советского посланца А.Йоффе. Последним распоряжением Вильгельма, переданным канцлеру Бетман-Гольвегу перед свержением, было "разработать меры по эвентуальному оказанию помощи и спасению" царской семьи.
Мирбах, обосновавшийся в Москве, в доме №7 по Денежному переулку, связался с подпольной пронемецкой группой Нейдгарта и Бенкендорфа, а через них с группой "Балтикум"-"Консул", имевшей ответвления в аппарате Колчака и своих агентов в непосредственной близости от Екатеринбурга. Активную роль в действиях по освобождению царя предпринимал советник Бетман-Гольвега Курт Рицлер, он же И.Рюдорфер, прибывший с Мирбахом в Москву. Именно он подписал в июле 1918 года донесение в МИД Германии о необходимости представления советской власти "относительно бережного отношения к царице как германской принцессе". Этот демарш был одобрен в Берлине фон Кюльманом, с которым Мирбах вел постоянную переписку. Фон Кюльман в своем ответе подчеркивал - "При любых обстоятельствах немецкая принцесса и ее дети, в том числе наследник, как неотделимый от матери, не могут быть оставлены на произвол судьбы". А сам фон Мирбах на секретном совещании, по свидетельству Нейдгарта, узнав о намерении властей судить императора, заявил: "Наша позиция: суда не допустить, семью освободить и вывезти в Германию".
Параллельно Эрнст Людвиг, великий герцог Гессенский, кузен императрицы, обращается в советское посольство в Берлине с обещаниями предотвратить возможное наступление германских войск на Москву и аннулировать контрибуцию, наложенную на Советскую Россию Брестским миром при условии освобождения и отправки в Германию царской семьи.
Берлин, ссылаясь на эсеровский мятеж в Москве 6 июля, когда Кремль был захвачен, а в штабе эсеров оказался и сам Ф.Дзержинский, дополняет это ходатайство требованием допустить для охраны посольства германский батальон.
Последние демарши немецкой миссии запечатлены в книге следователя Н.Соколова, который прослеживал судьбу Романовых в Екатеринбурге, захваченном Колчаком, и позже, выехав за границу. "20 июля 1918 года. Я вчера сказал Радеку и Воровскому, что мир самым строгим образом осудит расстрел Царя…Воровский ответил, что царь расстрелян лишь потому, что в противном случае им завладели бы чехословаки. Радек высказал личное мнение, что если мы проявим особый интерес к дамам царской семьи германской крови, то, может быть, было бы возможно представить им свободный выезд…Рицлер".
"23 июля 1918 года. Сделал соответствующее представление в пользу Царицы и принцесс германской крови с указанием на влияние цареубийства на общественное мнение. Чичерин молча выслушал мои представления. Рицлер".
Нетрудно заметить связь между обострением обстановки в Москве, разногласиями, в ходе которых В.Ленин даже угрожал "отставкой", если руководство страны отвергнет условия Брестского мира (а в оппозиции были Джержинский. Бухарин и другие сторонники "мировой революции"), и убийством Мирбаха, которое осуществил с мандатом ЧК Блюмкин. Это был открытый и провокационный вызов линии Ленина на стабилизацию отношений с Германией. (Позже это выразилось в подписании с ее представителями мира в Рапалло, во время Генуэзской конференции.) Напрашивается и связь с покушением на Ленина.
И здесь мы обращаемся к теме расхождений в руководстве большевиков. Часть партии в силу своей "левизны" или иных соображений смотрела на Россию, как на величину, которой можно пожертвовать во имя "мировой революции". Вот если революция охватит Запад, тогда все будет в порядке. А внутри России они рекомендовали жесткую линию, введения "военного коммунизма", требовали идти напролом, не считаясь с возможностями строя, за который формально выступали. Из "Интернационала" они стремились главным образом выполнить фразу о разрушении "до основанья". А "затем" - строительство "нового мира" - перекладывали на иные нации, страны и времена.
В.Ленин называл их "ррреволюционерами", предупреждал о "болезни "левизны". Болезнь эта была более серьезной, чем о ней говорилось, опасной для судеб государства, которое собирались создать, для самой идеи строительства социализма "в одной, отдельно взятой стране". Мысль, что наездники на "ррреволюционной идее" погубят судьбу страны, не оставляла руководителя только что создаваемого государства. Недаром его последние мысли были о необходимости грамотно строить экономику, учиться даже у капиталистов. С этим было связано и введение НЭП"а. Отсюда и более трезвое отношение к требованиям Германии. А сюда вклинился вопрос о царской семье.
Позиция "государственников" подвергалась яростной атаке, со стороны тех, кто считал, что Россией в процессе подготовки мировой революции можно пожертвовать. Разделительная линия шла по сердцам и душам на самом высоком уровне. Колебания Дзержинского показательны. В том числе и в отношении эсера Блюмкина, которому позже он давал рекомендации по вступлению в партию. Троцкий тоже неоднократно колебался. Но он понимал значение организованной силы внутри страны и армии, привлекал к строительству Красной армии царских офицеров и генералов.
Первые слухи о том, что представители царской семьи уцелели, распространились именно в Берлине и стали известны в Москве из радиоперехватов. Свердлов срочно потребовал доказательств, что расстрел состоялся. Генерал Дитерихс пишет о перевозке заспиртованных голов монархов в Москву. Но он же излагает слухи о спасении части семьи - "В действительности у "Ганиной ямы" семья переоделась с ног до головы и благополучно скрылась". Дитерихс указывает на маршрут их следования - Пермь, Вятка. Далее, видимо - Волга, юг России, Кавказ.
Ан.Грянник в книге "Завещание Николая II" отмечает некоторые аномалии в екатеринбургской истории - "18 июля наружный караул ипатьевского дома был отправлен из Екатеринбурга. Куда-то подевалась и внутренняя охрана дома, а также красноармейцы внутреннего оцепления. Следует сказать, что лица непосредственно участвовавшие в уничтожении трупов двойников, ранее не имели отношения к царской семье и поэтому не могли сравнивать внешность тех и других, они были уверены , что уничтожают тела царской семьи". Речь шла, скорее всего, о семье Филатовых, выступавших двойниками царской семьи.
Не внес ясности в судьбы семьи и процесс, состоявшийся в сентябре 1918 года в Перми над 28 левыми эсерами, включая бывших членов екатеринбургского совета, обвиненных в убийстве царской семьи. Обвиняемый Яхонтов будто бы признался в том, пишет Ан.Грянник, что руководил этой операцией с целью дискредитации советской власти. На процессе сообщалось, что Ленин поручил командующему Северо-Сибиро-Уральским фронтом Берзину сообщить о царской семье. Он был предупрежден, что головой отвечает за ее безопасность. Берзин будто бы ответил, что 21 июля сам проинспектировал ипатьевский дом, что Николай жив и сообщения о его смерти - провокация.
К этому можно прибавить сообщения ряда близких к царской семье лиц, которые уверяли, что видели их живыми и на следующий день после 17 июля, даты расстрела. Были сообщения в прессе, что Романовых видели затем в ряде мест Поволжья в тридцатые годы. Что касается воспоминаний Анастасии Романовой, то они вносят частичную ясность в судьбы семьи царя.
"О моих родных говорят самое противоречивое. Одни, - что они были расстреляны, и их останки захоронены государством в Петропавловской крепости, другие, что они жили на Кавказе. Государь будто бы находился в Сухуми, где скончался в 1957 году. Говорят, перед смертью он велел сделать себе гроб без гвоздей, - на Государя это похоже. До революции он столярничал, на первом этаже находилась мастерская, и когда выдавался свободный часок, Государь шел туда, делал шкатулочки, ширмы, коробочки, - все без гвоздей, на клею, так лучше, красивее. Он сам готовил замечательный столярный клей".
В книге "Завещание Николая II" Ан.Грянник пишет, что последние годы жизни царь проживал в Сухуми, под именем Сергея Давидовича Березкина, работал в частности в Институте чая и субтропических культур, а ранее был занят на Московско-Казанской железной дороге. Он ссылается на свидетельство сухумского журналиста Александра Берулавы о том, что "император и императрица долгие годы жили в Сухуми…Императрица Александра Федоровна выезжала в Абастумани лечиться от туберкулеза, под чужой фамилией была репрессирована и сидела в Драндской тюрьме" ("Панораме Абхазии" за 1992 год).
По воспоминаниям Анастасии Николаевны, Николай II - Березкин общался с сыном Алексеем, вместе они посещали сухумский храм. Сама она с некоторым сомнением пишет: "На портрете Березкин не очень-то похож на Государя, но внешность меняется. Говорят, Березкин был сгорбленный, но и Государь немного сутулился".
Более определенно она описывает приезды брата Алексея в Сухуми. Можно понять, что члены царской семьи соблюдали строгую конспирацию. Над всеми тяготел смертный приговор, были убиты многие их родные и близкие знакомые - двойники. Жить и общаться приходилось с перерывами, переживая немалые лишения. Сухумская глава их жизни, равно как и пребывание в Грузии, выглядят наиболее достоверно.
(К сожалению, у меня пока нет фотографии, упомянутой в тексте ниже, я надеюсь ее получить до конца недели (23.05.04) Как получу, размещу и уведомлю всех. Л.Ж.)
Сегодня мы представляем читателям редкую фотографию, которая может пролить свет на бытие семьи Романовых. В той же открытой машине, которую предоставлял и ранее для путешествий по Кавказу посол Германии и генеральный консул в Грузии фон Шуленбург, друг царской семьи, мы на сей раз видим уже не Анастасию Николаевну, а другие лица. Фотография сделана в Сухуми. Рядом с водителем - Александр Лукич Григолия, семья которого позволила нам ознакомиться с ее фотоархивом. Его родственник Вахтанг Джорджикия обратил наше внимание на молодого человека в темной рубашке. Это Алексей Николаевич Романов, со своим сыном, позже погибшим. Ниже мы приведем отрывок воспоминаний Великой княжны о встречах с братом.
А сейчас вглядитесь в мужчину в кепке за спиной Алексея Николаевича. Это отец Алексея - Николай II! Вместе с сыном и внуком бывший самодержец земли российской собирается навестить в туберкулезном санатории (в Абастумани?) Александру Федоровну, которую мы видели на другой фотографии в хорошем здравии.
Остальные лица - охрана и местные друзья Александра Григолия. Я сличил фотографию с теми изображениями, которые запечатлели Алексея Николаевича в более ранние периоды. Тот же приподнятый лоб, расширяющийся вверху, те же черты лица.
А вот как описывает Анастасия Николаевна свои встречи с братом. "Однажды вечером, когда уже смеркалось, к нам постучали. Выглянув в окошко, я увидела соседку, Татьяну. Вышла и увидела Алешеньку, сразу же узнала его… Алешенька взял меня за плечи и сказал:
- Стасенька, милая, здравствуй!
Так состоялась наша встреча.
Он был худощавый, выше среднего роста, лет шестидесяти. Зашли в дом, сели за стол. Я хорошо рассмотрела его. Волосы у него наполовину седые, жиденькие, но плеши не было. Нос немного курносый, уточкой, как и у Государя. Голова маленькая, лоб средней величины, брови черные, глаза голубые.
Анатолий Иванович Карпов, так он представился, был выше Государя и рассказал, что рост его увеличился, "вытянулся", когда он был в заключении на Колыме. Он был больной и слабый человек, вино почти не пил, сделал три глоточка.
Чтобы не сомневаться, я попросила Анатолия Ивановича показать правую ногу. Как и у Алешеньки, у него ниже колена был шрам, а за правым ухом - родимое пятно. Размер обуви 41, у Государя был такой же.
О событиях 1918 года он рассказал мало и неохотно. Вскоре после моего ухода покинул Ипатьевский дом. Вечером, когда стемнело, мальчика отпустили, объяснив, как найти нужных людей. Немного пожил у них, затем попал в монастырь, откуда его направили к дяде Михаилу Александровичу в Кашин. После революции дядя работал инженером на железной дороге. Вспыльчивый, он однажды ене сошелся с рабочими, и его хотели убить. Михаил Александрович собирался уехать за границу и звал с собой Алешеньку. Мальчик отказался: "Отец не поехал, и я не поеду".
Далее история стала иной - он бежал, стал беспризорником, попал в детский дом. А потом был определен в школу, в шестой класс. О родителях говорил, что их не помнит. Учителя удивлялись, что он хорошо знал английский язык. Поступил потом в МГУ на медицинский факультет. Ездил на Черноморское побережье, работал на виноградниках, ходил в горы.
"На фото середины двадцатых годов он снят вместе со своими друзьями, один из них - Лаврентий Берия в военной форме, без знаков различия. Двое других - командиры дивизий. О людях на фото он отзывался как о простых, хороших ребятах и Берию не выделял".
Тут позволительно сделать паузу. Трудно предположить, что Берия не знал, с кем имел дело. В воспоминаниях итальянского дипломата Пьетро Кварони говорится, что в середине двадцатых годов он встретился в Тбилиси со способным консульским работником - Лаврентием Берия. Это были годы, когда после смерти В.Ленина к власти пришел И.Сталин. Невозможно представить, чтобы своему приемнику он не сообщил, что царская семья сохранилась, в том числе и царь, как запасной козырь в отношениях с немцами. Вряд ли не доверил ему задачу и впредь охранять эту тайну, которая могла вызвать бурю в стране и в самом руководстве партии, где было немало фанатичных последователей Свердлова в смысле преследования прежней аристократии и их детей. Вспомним, как Р.Землячка, вопреки обещанию М.Фрунзе сохранить жизнь воевавшим на стороне Врангеля кадетам, велела всех их утопить. Преследования распространялись на весь генофонд знати, о чем написано немало.
Но продолжим изложение рассказа Анастасии Романовой.
"Женился он на дочери министра Государя, ей было двадцать четыре года. Она закончила консерваторию и выступала с концертами. Это было жизнерадостная женщина. Жили в трехкомнатной квартире в Москве.
В 1932 году жену арестовали за политику. Анатолия Ивановича выпустили, а она вскоре умерла. Второй раз он не женился. …В 1937 году Карпова арестовали за его высказывания о Сталине. Десять лет провел на Севере. Отношение охраны к заключенным было терпимое, держались дружно, если бы не это и то, что он работал врачом - не выжил бы.
После заключения стал жить в Кропоткине.
Из святых он особенно почитал Николая Чудотворца и Алексия человека Божия. Неожиданно для меня было узнать, что Карпов - коммунист. Так в жизни пришлось, ответил.
Карпов был знаком с видными людьми своего времени: конструктором ракет Королевым, академиками Келдышем и Курчатовым.
Несмотря на больную ногу, Анатолий Иванович увлекался альпинизмом и даже поднимался на Казбек. Последнее время он интересовался Космосом. Очень переживал, когда погиб Юрий Гагарин, был знаком с космонавтом Титовым. Из Кропоткина писал немного.
Лет десять ездил к нам Карпов, и за эти годы я дважды встречалась с его другом, академиком Курчатовым. Он останавливался в лучшей гостинице "Ориандр".
Анатолий Иванович скончался в 1970 году".
Мы приводим достаточно полно то, что сообщила в своей книге Анастасия Николаевна Романова. Разумеется, эти данные лишь частично раскрывают тайны жизни наследника российского престола. Как и другие данные, они требуют терпеливой и тщательной перепроверки, поскольку ряд деталей автор приводит по чужим рассказам, по впечатлениям, которые отделяют друг от друга десятилетия. Но такова и вся история семьи Романовых, расследование которой является целью наших статей.
На подходе у нас другие немаловажные свидетельства, которые мы по мере получения представим на суд читателей. Возможно, обнаружатся не только кавказские фотографии и воспоминания. Присылайте их нам на адрес газеты. Величайшая тайна, которая переворачивает целые пласты лжи и умолчаний, искажающих реальную историю нашей страны и всего человечества, должна быть раскрыта!
По-прежнему настоятельным является требование реабилитации всей царской семьи, признание прав оставшейся в живых Анастасии Николаевны Романовой.