Лоллий Петрович Замойский

Девиз Базена - надо выстоять

Опубликовано в газете "Интерфакс ВРЕМЯ" №5 от 27 января - 2 февраля 2000 г.

 

 

- Месье Замойский, потрогайте мой затылок... Не бойтесь, чуть ниже, вот так. Чувствуете?
- Тут какая-то косточка.
- Это очень важная косточка. Родовая. Я - МОНГОЛ!

Так несколько неожиданно началось наше общение с Эрве Базеном в его замке под Парижем. Накануне из редакции «Литературной газеты» мне сообщили, что ему решили присудить Международную Ленинскую премию «За укрепление мира между народами» и что от меня ждут интервью с писателем. Но вместо интервью Базен начинает рассказывать нечто не очень сообразное.

Писатель невозмутим, только глаза поблескивают из-под косм.

- Только у монголов на голове сохранилась атавистическая косточка, которая досталась им от далеких предков, у которых на голове и позвоночнике были костяные отростки.
- Динозавры?
- И родственные им виды.
- Но откуда во Франции монголы?
- Сюда во время походов Чингисхана забрел отряд, человек триста. Они дошли до Бретани и Нормандии и вышли к океану. И поняли, что дальше пути нет, назад тоже возвращаться было поздно. Они остались здесь, породнились с населением. А спустя пару веков среди породнившихся семей появились Базены...

Хозяин замка развеселился сам, увидев, в какое изумление поверг гостей. И продолжал:

- Среди них был и судья Базен, тот самый, который отправил на костер Жанну д'Арк. И хотя потомки не отвечают за своих предков, я испытывал в связи с этим чувство стыда. Может быть, поэтому я стал изучать все, что было связано с героической девушкой, спасшей Францию и позорно преданной. Между прочим, не все верят, что она была простой пастушкой из местечка Домреми. Есть также мнение, что вместо нее на костре приняла смерть другая женщина.

Базен стал рассказывать об истории семьи, которая богатела с каждым поколением, о людях своевольных, жестких, надменных, показал их портреты. О своем решении покинуть отчий и материнский кров и жить собственным трудом, чего бы это ни стоило. Замечу, что о происхождении Жанны д'Арк и о том, что она, возможно, уцелела, несмотря на смертный приговор, я впоследствии прочитал немало любопытного.

Что касается Базена, то он начал самостоятельную жизнь, продавая платки и носки на известной улице Лепик в Париже, ведущей в царство художников - на Монмартр. Торговля не пошла, но он не унывал, осваивая профессию за профессией. Был каменщиком, штукатуром, плотником, электромонтером. Он продемонстрировал нам вместе с дочерью Катрин свой уютный замок, который получил после войны за небольшие деньги, поскольку здание очень пострадало от бомбардировок союзников.

Он сам возводил стены, лестницы, ремонтировал комнаты, поставил камин, разбил сад, вспахал на тракторе огород, разводил зелень, снабжаться которой к нему приезжают сыновья и дочери от всех его четырех браков.

Поведал, что в Москве, обнаружив, извините за подробность, на квартире переводчицы унитаз в плачевном состоянии, попросил цементу, взял фартук и довел этот сантехнический узел до европейского уровня. Отметил, что порой ему приходилось исполнять очень тяжелые работы, например, убирать трамвайные рельсы вдоль Сены.

- Был ноябрь, холодно, дул ветер. Поверьте, это было тяжело. Зато полезно для последующего творчества.

Встреча наша проходила летом 1980 года. До этого мне уже довелось встречаться с Базеном. Осенью 1977 года по случаю открытия во Франции корреспондентского пункта «Литературной газеты» Эрве Базен принял главного редактора А. Чаковского и меня в здании Гонкуровской академии, где он был президентом. На дружеском обеде присутствовал и писатель Арман Лану, близкий друг писателя и его заместитель в академии. Братья Гонкуры много сделали для утверждения литературы во Франции. Академия, носящая их имя, продолжает славную традицию, ежегодно присуждает самые престижные премии писателям. Меня, помню, удивило, что возглавляющий ее Базен, мэтр французской литературы, так ни разу и не был удостоен Гонкуровской премии.

Арман Лану разъяснил мне, что лучшие вещи Базена регулярно рассматривались жюри академии, но каждый раз мадам Коллетт, входящая в жюри, голосовала против, объясняя, что не может отдать голос за человека, так оскорбившего свою мать. Она имела в виду первый нашумевший роман Базена «Гадюка в кулаке». Кто читал его, помнит зловещую фигуру матери, бунт против которой ее сына и составил канву повествования. А решения жюри принимаются единогласно.

Эта вещь и многие последовавшие за ней действительно отражали, конечно художественно преображенный, конфликт писателя со своей семьей. В этом он был не одинок. Мориак, автор романа со сходным названием «Клубок змей», встретив Базена в издательстве «Грасо», в котором он напечатал свою «Змею», или «Гадюку», пожурил его: «Вы отбиваете у меня публику». Тема семьи нашла продолжение в романах Базена «Анатомия одного развода», «Семья Резо», «И огонь пожирает огонь» и многих других.

Мы встречались на 75-летии писателя, на литературных встречах, но интереснее всего было видеть Базена в телепередачах. Поражала его молниеносная реакция на вопросы интервьюеров. Мэтрам от литературы, особенно во Франции, свойственна некая величавость, чувство дистанции. Они напоминают фехтовальщиков, которым важнее продемонстрировать отточенность техники владения словом, нежели нанести укол. Они как бы помнят академическую истину о том, что во Франции язык - это больше, чем язык, это цивилизация. Базен пренебрегал позой и ораторскими приемами. Он обрушивался на слушателя, как горный поток, разбрасывая столько блестящих и оригинальных мыслей, что их хватило бы на десяток мэтров. И при этом излагал их с ужасающей быстротой, почти в итальянском темпе.

Он безбоязненно раскрывался, побуждая и собеседника быть столь же непосредственным и откровенным, чтобы не терять даром время человеческого общения. Он торопился жить. Для него этот повышенный темп жизни, даже его разводы и браки, количество детей, едва ли не превышающее число романов, были нормальным отражением дарованного ему леонардовского творческого и жизненного заряда.

И потом внешность... Широколицый, со спутанными, лезущими на лоб и глаза волосами, башковитый во всех смыслах этого слова, он чем-то напоминал добрую жабу, наделенную фантастическим интеллектом. Таким он представал перед зрителем и покорял его. Естественность, нормальнейшая человеческая реакция были неотделимы не только от творчества, но и от его поведения как на публике, так и в обыденной обстановке, в которой мы его застали.

Он показал столик, за которым писал, комод по соседству, в ящиках которого материалы были распределены по жанрам. В одном лежала поэзия, в том числе и поэзия юношеских лет. Поль Валери как-то, прочтя его стихи, предупредил, что стихи - не его удел и тут он вряд ли добьется успеха. Однако Базен стал издавать поэтический журнал «Кокий» («Ракушка») и был удостоен премии Аполлинера. Рядом со стихами - дневники. Далее заготовки будущих романов. Какой следующий? Базен отвечает, что нельзя разбалтывать свои замыслы, если не хочешь охладеть к ним. Но в общих чертах это опять семья и парадоксы французской жизни.

- Вы не находите забавным, что то, ради чего живет обыкновенный француз, от него неумолимо ускользает? Он живет, чтобы накопить побольше денег. Деньги - это божок. Он на них молится, добывает, копит, кладет под проценты. А что получается? Накопления увеличиваются на 7-10 проц., а стоимость жизни - на 12-15 процентов. Выходит, что, богатея, он беднеет. И никто не спрашивает себя об абсурдности такого устройства жизни, при котором главная цель удаляется быстрее, чем ты к ней приближаешься.

Да, он левый, думал даже вступить в Компартию. Но ему близки переживания всех классов и слоев общества. Предки? Нет, он не думает отказываться от них полностью. В нем их генетика, их упорство и неистовство, только он хочет обратить их энергию на добрые, разумные цели.

Базен показывает портреты своих предков. Собственно, его полное имя - Жан Пьер Мари Эрве-Базен. Издатель Грассэ счел имя автора слишком длинным и, разорвав фамилию, создал его литературное имя - Эрве Базен. С ним он и вошел в литературу. Сейчас (то есть во время нашей беседы) он параллельно работает над «Азбукой», где им будут осмыслены понятия, начиная с французского слова «авуар» - «иметь».

«Наш алфавит недаром начинается с буквы «а», то есть формы того же глагола «иметь». Все отношения в обществе при капитализме извращены отношениями купли-продажи, и о человеке судят не по тому, что он сам собой представляет, а по тому, чем он владеет. И если кичливый наш Запад, - пишет в «Азбуке» Базен, - считается стороной света, где угасает солнце, то в последнее время западные державы, изобилующие бездумными потребителями, прожигателями жизни, подточенные изнутри наркотиками, алкоголем, воровскими аферами, падением рождаемости, терроризмом, почти оправдывают это географическое положение».

Базен отметил, что присужденной ему премии рад, поскольку уважает нашу страну, ее вклад в культуру и сохранение мира. Слово «мир» ему особенно дорого. Он участвовал в Сопротивлении, не приняв капитуляции правящих кругов перед Гитлером. Атомная война уничтожила бы все живое. Он боролся и будет бороться против страшной идеи ядерного столкновения. Нет ничего более самоубийственного в истории человечества, чем войны и перспектива взаимного истребления с помощью научных открытий вместо их обращения во благо людей.

Блокноты были заполнены, бокалы осушены, и разговор переходил на вольные темы. Базен сперва спохватился, что не показал нам гобелены. Собственно, это был еще один вид его творчества. На рынках он приобретал фрагменты странных гобеленов, которыми некогда славились ткачи Франции, разглядывал их рисунки и узоры и складывал по одному ему ведомому способу, создавая новый сюжет. Он с гордостью отмечал, что есть спрос на эти «гобелены Базена». У него была еще богатейшая коллекция ракушек, поражающая красотой. А от морских глубин его взгляд переходил к небесам. Базен серьезно занимался астрономией.

Мы вышли в садик, взращенный писателем. Взлетели вороны, и одна из них дала трепку другой.

- А вы знаете, что произошло? Когда мы вышли, взрослый птенец поднялся в воздух, не подав сигнал тревоги «Человек!». И мать его проучила.

Зашла речь, что вороны умны и даже умеют считать. Вообще, разум в животных развивается по соседству с человеком, но также и на отдалении. Видимо, это универсальный процесс. Но есть и другая сторона - в человеке остается много от животного.

- Не потому ли почти все, что мы затеваем, исходя из наилучших побуждений, на практике терпит неудачи? - сказал я. - Хотим жить лучше, а т

опчем ближнего, хотим сохранить себя, а начинаем войны. Даже проекты утопистов, того же Оуэна, проваливались, хотя там собирались единомышленники. Какой рок искажает и портит разумные начинания, обрекает на гибель великие мечты? Не заложено ли в нас нечто животно-эгоистичное, биологически предопределенное, когда в любом деле мы подсознательно, да и сознательно начинаем «тянуть одеяло на себя» и рвем его? Не обречены ли мы?

Базен терпеливо выслушал и откликнулся.

- То, что вы так долго излагали, я сформулировал в одной фразе: «Человек держит экзамен, последний экзамен как биологический вид». Позже я прочитал его более мягкую формулировку: «Держит последний экзамен на здравомыслие... Мы не имеем права провалиться на этом экзамене».

На прощанье Базен вернулся к этой теме.

- В том и задача, чтобы человек стал полностью человеком. Мы должны помогать друг другу. Здесь есть место и для культуры. НАДО ВЫСТОЯТЬ.

В тот год я возвратился в Москву. Базен продолжал плодотворно работать, получил в 1991 году титул командора ордена Почетного легиона Франции. Он трудился до последних дней. Скончался у себя на родине, в Анже, 17 февраля 1996 года на пороге 85-летия. Можно сказать: он совершил все, чтобы помочь людям выстоять.p

 

Статьи и очерки Л.П.Замойского >>